Не читаю стихи, а смакую их тонкий коктейль. ©Таис Весенняя
В пятнадцать лет, продутый на ветру
Газетных и товарищеских мнений,
Я думал: «Окажись, что я не гений, -
Я в тот же миг от ужаса умру!...»
Садясь за стол, я чувствовал в себе
Святую безоглядную отвагу,
И я марал чернилами бумагу,
Как будто побеждал ее в борьбе!
Когда судьба пробила тридцать семь
И брезжило бесславных тридцать восемь,
Мне чудилось – трагическая осень
Мне на чело накладывает тень.
Но точно вызов в суд или в собес
К стеклу прижался желтый лист осенний,
И я прочел на бланке: «Ты не гений!» -
Коротенькую весточку с небес.
Я выглянул в окошко – ну нельзя ж,
Чтобы в этот час, чтоб в этот миг ухода
Нисколько не испортилась погода,
Ничуть не перестроился пейзаж!
Все было прежним. Лужа на крыльце.
Привычный контур мусорного бака.
И у забора писала собака
С застенчивой улыбкой на лице.
Все также тупо пялился в окно
Знакомый голубь, важный и жеманный….
И жизнь не перестала быть желанной
От страшного прозренья моего!...
(с) Леонид Филатов, 1984г.
Он долгих двадцать восемь лет,
И двадцать восемь зим к тому ж,
Хранил в себе один секрет
И был в семье примерный муж.
Всё было, вроде, как всегда:
Жена готовила обед…
Но приключилась вдруг беда:
Он взял и вспомнил про секрет.
Под шум и кислый запах щей,
Ворчанье Суженой с утра,
Он вспомнил всё до мелочей,
Как будто было то вчера.
Она сидела у окна,
И мягкий чудный лунный свет
Окрасил в бледные тона
Её прекрасный силуэт.
Струились пряди по плечам,
Скользили змейками на грудь.
И он подумал сгоряча:
Женюсь на ней когда – нибудь!
Он вспомнил всё до мелочей:
Изгибы линий, мягкость губ,
И жар её простых речей,
И за окном огромный дуб.
Сплетенье рук, слиянье тел,
Каскад каштановых волос,
И то, как он её хотел
До исступления, до слёз.
Признаний трепетных поток,
(Как он на ушко их шептал!)
Смешной над ухом завиток,
Что от дыханья трепетал.
Она смотрела на него
Глазами влажными, как ночь.
Слова пьянили, как вино:
-Люблю тебя. Роди мне дочь.
С утра он потерял покой:
То суетился, то скучал.
Потом, закрыв лицо рукой,
Сидел на стуле и молчал.
Жена ворчала, как всегда.
Ругала убежавший суп.
И он отметил, что года
Ей, постаревшей, не к лицу.
Как не идёт ей белый цвет
И пряди крашеных волос…
И целых двадцать восемь лет
Всё как - то было не всерьёз.
Вдруг он вскочил, схватил пальто,
Забыл про шапку и носки.
Все двадцать восемь лет – не то.
Все двадцать восемь зим – тоски.
Нашёл тот дом. У дома – дуб.
Взбежал по лестнице стрелой.
Унять бы дрожь с холодных губ,
И трусость гадкую – долой. …
Наверное она сейчас
Пьет чай и кутается в шаль.
И из её прекрасных глаз
Струится тихая печаль.
А, может, принялась вязать?
А может кружево плести?
Так много надо ей сказать,
А главное сказать – прости.
Открыла дверь. В глазах – вопрос.
Ей было снова двадцать лет.
Каскад каштановых волос…
Знакомый сердцу силуэт.
Над ухом – лёгкий завиток,
Как много лет назад – точь в точь…
- Вы не ошиблись? - Нет, не мог.
Вы Аня? - Вера. Её дочь.
- А Аня? - Мамы больше нет.
Кто Вы? Он повернулся вспять:
-Я шёл к ней двадцать восемь лет.
- Она ждала Вас…двадцать пять.
Как закружилась голова!
Как сердце ухнуло в груди!
И вспомнил он её слова
С мольбою: «Ты не уходи!»
Он сгорбился. Поплёлся прочь…
…Сплетенье рук…Слиянье тел…
"…Люблю тебя... Роди мне дочь…"
А он ведь вправду дочь хотел.
Как странно. Ани больше нет.
Заплакал. Бросил в тишину:
- Я буду много – много лет
Любить тебя. Тебя одну.
Автор неизвестен
Сказоч-Ник
Избегаю встречаться взглядом,
И накручен – до ста считаю,…
Эта женщина снова рядом,
По которой я так скучаю.
Называю всё это бредом,
Продолжая кружить по краю,
И невольно - за нею следом,
И мечтаю о ней… мечтаю.
А она, ничего не зная,
Всё уводит меня от дома,
Ведь чужая она… чужая,…
Отчего же в душе истома?
Так нечестно: без спроса – в душу!
Сигарету опять ломаю…
Подойти бы… обнять… да трушу,
И теряю её… теряю.
А улыбка её беспечна,
Ведь не я для неё отрада,
И так будет, наверно, вечно –
Ей иначе совсем не надо.
Потому что всё стало прошлым,
Безвозвратно – неповторимым,
Ах, каким же я был хорошим…
Ах, каким же я был любимым…
Той, которая всё забыла,
Той, к которой всё тянет и тянет…
Не позвал её… не простила.
И моею уже не станет
у него без неё остывает эспрессо-маккьято
где-то в центре москвы, в опустевшем под вечер кафе.
так случается пятую осень. и есть вероятность,
через год он поставит ещё один прочерк
в графе...
у неё без него поутру леденеют ладони.
листья падают вниз, оставляя круги на воде.
возвращаясь домой, она едет в последнем вагоне.
так случается пятую осень
и есть ли предел?
всё течёт как всегда -
без эмоций, интриг и загадок.
в ночь с субботы на зиму опять переводят часы...
у него без неё череда аварийных посадок.
у неё без него и посадочной нет
полосы...
Газетных и товарищеских мнений,
Я думал: «Окажись, что я не гений, -
Я в тот же миг от ужаса умру!...»
Садясь за стол, я чувствовал в себе
Святую безоглядную отвагу,
И я марал чернилами бумагу,
Как будто побеждал ее в борьбе!
Когда судьба пробила тридцать семь
И брезжило бесславных тридцать восемь,
Мне чудилось – трагическая осень
Мне на чело накладывает тень.
Но точно вызов в суд или в собес
К стеклу прижался желтый лист осенний,
И я прочел на бланке: «Ты не гений!» -
Коротенькую весточку с небес.
Я выглянул в окошко – ну нельзя ж,
Чтобы в этот час, чтоб в этот миг ухода
Нисколько не испортилась погода,
Ничуть не перестроился пейзаж!
Все было прежним. Лужа на крыльце.
Привычный контур мусорного бака.
И у забора писала собака
С застенчивой улыбкой на лице.
Все также тупо пялился в окно
Знакомый голубь, важный и жеманный….
И жизнь не перестала быть желанной
От страшного прозренья моего!...
(с) Леонид Филатов, 1984г.
Он долгих двадцать восемь лет,
И двадцать восемь зим к тому ж,
Хранил в себе один секрет
И был в семье примерный муж.
Всё было, вроде, как всегда:
Жена готовила обед…
Но приключилась вдруг беда:
Он взял и вспомнил про секрет.
Под шум и кислый запах щей,
Ворчанье Суженой с утра,
Он вспомнил всё до мелочей,
Как будто было то вчера.
Она сидела у окна,
И мягкий чудный лунный свет
Окрасил в бледные тона
Её прекрасный силуэт.
Струились пряди по плечам,
Скользили змейками на грудь.
И он подумал сгоряча:
Женюсь на ней когда – нибудь!
Он вспомнил всё до мелочей:
Изгибы линий, мягкость губ,
И жар её простых речей,
И за окном огромный дуб.
Сплетенье рук, слиянье тел,
Каскад каштановых волос,
И то, как он её хотел
До исступления, до слёз.
Признаний трепетных поток,
(Как он на ушко их шептал!)
Смешной над ухом завиток,
Что от дыханья трепетал.
Она смотрела на него
Глазами влажными, как ночь.
Слова пьянили, как вино:
-Люблю тебя. Роди мне дочь.
С утра он потерял покой:
То суетился, то скучал.
Потом, закрыв лицо рукой,
Сидел на стуле и молчал.
Жена ворчала, как всегда.
Ругала убежавший суп.
И он отметил, что года
Ей, постаревшей, не к лицу.
Как не идёт ей белый цвет
И пряди крашеных волос…
И целых двадцать восемь лет
Всё как - то было не всерьёз.
Вдруг он вскочил, схватил пальто,
Забыл про шапку и носки.
Все двадцать восемь лет – не то.
Все двадцать восемь зим – тоски.
Нашёл тот дом. У дома – дуб.
Взбежал по лестнице стрелой.
Унять бы дрожь с холодных губ,
И трусость гадкую – долой. …
Наверное она сейчас
Пьет чай и кутается в шаль.
И из её прекрасных глаз
Струится тихая печаль.
А, может, принялась вязать?
А может кружево плести?
Так много надо ей сказать,
А главное сказать – прости.
Открыла дверь. В глазах – вопрос.
Ей было снова двадцать лет.
Каскад каштановых волос…
Знакомый сердцу силуэт.
Над ухом – лёгкий завиток,
Как много лет назад – точь в точь…
- Вы не ошиблись? - Нет, не мог.
Вы Аня? - Вера. Её дочь.
- А Аня? - Мамы больше нет.
Кто Вы? Он повернулся вспять:
-Я шёл к ней двадцать восемь лет.
- Она ждала Вас…двадцать пять.
Как закружилась голова!
Как сердце ухнуло в груди!
И вспомнил он её слова
С мольбою: «Ты не уходи!»
Он сгорбился. Поплёлся прочь…
…Сплетенье рук…Слиянье тел…
"…Люблю тебя... Роди мне дочь…"
А он ведь вправду дочь хотел.
Как странно. Ани больше нет.
Заплакал. Бросил в тишину:
- Я буду много – много лет
Любить тебя. Тебя одну.
Автор неизвестен
Сказоч-Ник
Избегаю встречаться взглядом,
И накручен – до ста считаю,…
Эта женщина снова рядом,
По которой я так скучаю.
Называю всё это бредом,
Продолжая кружить по краю,
И невольно - за нею следом,
И мечтаю о ней… мечтаю.
А она, ничего не зная,
Всё уводит меня от дома,
Ведь чужая она… чужая,…
Отчего же в душе истома?
Так нечестно: без спроса – в душу!
Сигарету опять ломаю…
Подойти бы… обнять… да трушу,
И теряю её… теряю.
А улыбка её беспечна,
Ведь не я для неё отрада,
И так будет, наверно, вечно –
Ей иначе совсем не надо.
Потому что всё стало прошлым,
Безвозвратно – неповторимым,
Ах, каким же я был хорошим…
Ах, каким же я был любимым…
Той, которая всё забыла,
Той, к которой всё тянет и тянет…
Не позвал её… не простила.
И моею уже не станет
у него без неё остывает эспрессо-маккьято
где-то в центре москвы, в опустевшем под вечер кафе.
так случается пятую осень. и есть вероятность,
через год он поставит ещё один прочерк
в графе...
у неё без него поутру леденеют ладони.
листья падают вниз, оставляя круги на воде.
возвращаясь домой, она едет в последнем вагоне.
так случается пятую осень
и есть ли предел?
всё течёт как всегда -
без эмоций, интриг и загадок.
в ночь с субботы на зиму опять переводят часы...
у него без неё череда аварийных посадок.
у неё без него и посадочной нет
полосы...