Не читаю стихи, а смакую их тонкий коктейль. ©Таис Весенняя
В одной песочнице, коих много, числа
которым повсюду несть,
Какой-то прихоти ради бога, судьба свела
их, зачем бог весть.
В отдельной карликовой пустыне, имевшей
место в любом дворе,
Скучали рядом они отныне и ковырялись в
земной коре.
И вот однажды, а если точно – цвела
черемуха, был четверг,
Он поднял взор, и в часах песочных застрял
комочек, и мир померк.
И вдруг увидев в ней свет, прекрасней
какого и не встречал досель,
Он тихо выдохнул перед казнью и сел в
бесплатную карусель.
Она ломала его машинки. Он и не думал
роптать в ответ.
В ее глазах голубели льдинки – он улыбался
и видел свет.
Она втыкала в него шурупы, булавки,
шпильки и каблучки,
Но у него лишь дрожали губы, и
расширялись слегка зрачки.
Потом песочница стала мелкой, открылись
новые рубежи,
Она швыряла в него тарелки, и научилась
метать ножи.
Он подарил ей букет кораллов, она украла
его кларнет.
Она язвила, вонзая жало - он улыбался и
видел свет.
Она царапала и кромсала его прилюдно и
тет-а-тет.
Он улыбался. Довольно вяло, но улыбался
– и видел свет.
И терпкий мед из цветов полыни вкушал,
что чертополох – осел,
Не из упрямства, не из гордыни: а просто
хочется – вот и все.
И он цеплялся, как мог, конечно, за все,
дарованное ослу,
Уменье видеть не то, что внешне, уменье
слышать не то, что вслух.
Но пламя жгло, становясь бледнее и
безотраднее каждый час,
И он ушел, не простившись с нею. Песок
просыпался. Свет погас.
И воплям разума не внимая, что дело было
отнюдь не в ней,
А лишь в черемухе, или в мае, иль в чем еще
– божеству видней,
Он опустился на дно морское, во мглу, не
снившуюся Кусто…
Зато он видел ее такою, какой не видел ее
никто.
Дмитрий Якимов
которым повсюду несть,
Какой-то прихоти ради бога, судьба свела
их, зачем бог весть.
В отдельной карликовой пустыне, имевшей
место в любом дворе,
Скучали рядом они отныне и ковырялись в
земной коре.
И вот однажды, а если точно – цвела
черемуха, был четверг,
Он поднял взор, и в часах песочных застрял
комочек, и мир померк.
И вдруг увидев в ней свет, прекрасней
какого и не встречал досель,
Он тихо выдохнул перед казнью и сел в
бесплатную карусель.
Она ломала его машинки. Он и не думал
роптать в ответ.
В ее глазах голубели льдинки – он улыбался
и видел свет.
Она втыкала в него шурупы, булавки,
шпильки и каблучки,
Но у него лишь дрожали губы, и
расширялись слегка зрачки.
Потом песочница стала мелкой, открылись
новые рубежи,
Она швыряла в него тарелки, и научилась
метать ножи.
Он подарил ей букет кораллов, она украла
его кларнет.
Она язвила, вонзая жало - он улыбался и
видел свет.
Она царапала и кромсала его прилюдно и
тет-а-тет.
Он улыбался. Довольно вяло, но улыбался
– и видел свет.
И терпкий мед из цветов полыни вкушал,
что чертополох – осел,
Не из упрямства, не из гордыни: а просто
хочется – вот и все.
И он цеплялся, как мог, конечно, за все,
дарованное ослу,
Уменье видеть не то, что внешне, уменье
слышать не то, что вслух.
Но пламя жгло, становясь бледнее и
безотраднее каждый час,
И он ушел, не простившись с нею. Песок
просыпался. Свет погас.
И воплям разума не внимая, что дело было
отнюдь не в ней,
А лишь в черемухе, или в мае, иль в чем еще
– божеству видней,
Он опустился на дно морское, во мглу, не
снившуюся Кусто…
Зато он видел ее такою, какой не видел ее
никто.
Дмитрий Якимов